CA / 2020 / Павел Бондарь и его школа. Выставка, посвященная памяти художника

Павел Бондарь — художник текстиля, что само по себе редко для мужчины, хотя гобелен на его родине во Франции в ХХ веке, после общеевропейского упадка возродил под Парижем в мануфактурах Бове знаменитый французский мастер Ж. Люрса. А в Беларуси — неподалеку от Минска, в Борисове — известный белорусский художник А. Кищенко, вместе со своим другом и коллегой Г. Горкуновым. В обоих случаях речь идет о классическом гладкотканом, преимущественно, прямоугольном гобелене ручной работы.

П. Бондарь пришел в художественный текстиль в конце 70-х (1978 г.), когда декоративнее искусство и гобелен, в том числе, переживало свой звездный час, наполнялось психологией, философией, все дальше отходило от простого украшения интерьеров, от прикладного аспекта и характера и все больше станковизировалось в содержательном мотиве, не теряя высокой декоративности мотива пластического.

В этом направлении Павел оказался в самых первых рядах смелых и неуемных новаторов, а то, и вовсе, из ряда вон выходящим и выводящим текстиль на совершенно новые рубежи и высоты. И все это — тихо, без эпатажа, порой, даже стесняясь что-либо декларировать вслух.

Однако, в отличие от многих художников-новаторов, громко вербализовавших свои поиски и находки, Бондарь предавал Слову свои пластические раздумья. Он их писал. Писал в обязательных методичках и в вольных размышлениях–эссе о двух главных для него «ипостасях» художественного текстиля: традиционных народных формах «рушников», «абрусов», аппликаций и пр. и остросовременных, поисковых, элитных профессиональных авторских гобеленах и, в том числе, их новых пространственных видах и совсем эксклюзивных текстильных технологиях с образообразующим эффектом.

Павел не только интуитивно развивал свои пластические формальные грезы в материале, но и давал им точные образные собственные названия. По ним, кажется, сразу определяются суть формы и нюансы эмоций, ею рожденных.

У Павла был большой круг интересов и большой круг интеллектуально-эмоциональных забот. На мой взгляд, две из них, как минимум, составляли главные векторы его сознания и творчества. Первый вектор это — заботы профессиональные в области инноваций в современном текстиле, его внедрения в общебелорусскую материальную культуру. Второй — собственно белорусская культура, белорусское искусство и его личная и личностная белорусскость. Он, прежде всего, блестяще владел родным языком, самобытным, «сакавитым» и, конечно, историей белорусского традиционного искусства, в том числе народного ткачества.

Надо сказать, что его белорусскость была первородной, внутренней, искренней, абсолютно натуральной и органичной. Она не была данью моде, желанием встроиться в новую волну, быть в рядах передовых художников белорусского «адраджэння». Разумеется, он вступил в объединение «Погоня» Белорусского союза художников, членом которого Павел был с 1991 г.

Как во всем, Павел стал последовательным и убежденным носителем и защитником масштабных глубоко национальных идей. Это не было ни декларацией, ни демонстрацией. Все, что он думал, говорил и делал, никогда не расходилось между собой. Это был образ его мыслей, чувств и жизни. Он чрезвычайно щепетильно относился к аутентичности, самобытности, исключительности своего, нашего, отечественного. Отсюда, видимо, и желание дать всемирно известному гобелену особенное белорусское название «знитаван».

При всей погруженности в традиции и историю, в прошлое отечественной и мировой культуры, при всей реалистичности авторского воплощения в станковых искусствах, Павел в своем текстиле был ярким, острым и смелым новатором-авангардистом. Его авангард не был сиюминутным и обособленным — он вырос из любви к традиции, как ни странно. И поэтому, творчество П. Бондаря оказалось на стыке вековечного и новорожденного. Так появились его удивительные, пронзительные, тонкие по ощущению и бесконечные по временному масштабу гобелены — рушники, изысканные, волнующие своей поэтикой. Белые, как зимняя Дорога, Дорога жизни, Дорога... , как белый лист — предмет трепета и вожделения любого мастера, и устремленность этих длинных тонких плоскостей в далекую даль, в прошлое и будущее. Это был глубоко философский образ. Творил его Павел в классической технике гладкого гобелена, изредка перебирая, пересыпая, тонкими деревянными включениями. Шириною они были с рушник, а длинною много больше. При всей глубине, философичности, музейности, высоте посыла этих рушников, они могли жить в любом интерьере, что и делали с успехом у его друзей, знакомых, и просто тех, кому повезло стать их владельцами.

Тема дороги, собственного пути, занимает художников, пожалуй, всех времен и видов искусства. Бондарь — не исключение. Ассоциации жизни, детства, студенчества переплавляются через годы в произведения…

…Родился Павел в небольшом живописном городке Гомельской области Лоеве, образ которого вошел во многие его произведения. В станковых композициях лоевские пейзажи занимают особое место. Заметную роль играет вода: зеркальные озера, застывшие пруды, взволнованные течением речки. Любовь к воде сопровождала его с детства. Отец Павла был связан с речным флотом, и на его небольших судах Павел часто сопровождал папу.

Интерес к рисованию тоже был ранним. Он искал пути совершенствования своих изобразительных проб. В результате окончил Московский Заочный народный университет искусств. Не смотря на отсутствие системной академической подготовки (не было ни художественной школы, ни художественного училища), он легко поступил в БГТХИ на кафедру художественного текстиля и моделирования одежды (название претерпевало изменения). Там сразу оказался в первых рядах. При всей своей внешней поведенческой сдержанности, стал лидером, был бессменным старостой курса и все годы — ленинским стипендиатом, а это означает, что по всем общеобразовательным и специальным дисциплинам он был круглым отличником. Уже в студенческие годы участвовал в выставках, ездил в Прибалтику, в частности на известный Международный фестиваль гобелена в Риге. Это, кстати, сильно повлияло на его мышление в области пространственного гобелена.

Особое воздействие на художника возымели гобелены А. Кищенко — обобщенные, стилизованные, геометризованные, лишенные предметности и литературности, точного места и времени развития сюжета. Это были по-настоящему декоративные, часто монументальные композиции, с ярким сочным цветом, обостренной ритмикой, контрастами и «планетарностью мотивов». Павел, как губка, впитывал многое, порой противоположное, синтезировал это и вырабатывал свой стиль.

Был в творчестве Павла и недолгий ахроматический период серо-черно-белых геометризованных форм. Но он все больше уходил от всего увиденного и потрясшего его в свое время к своему языку, на свой собственный путь.

Когда, по его мнению, он нашел этот путь и язык, решил все накопленное отдавать, растить приемников. И, как оказалось, это жертвенное решение принесло белорусскому текстилю много нового и самобытного в творчестве его учеников и последователей.

Бондарь сочетал в своих взглядах, в своем мировоззрении макро и микро пристрастия. В истории искусства это была эпоха Возрождения, западная классика, в музыке — Бах, Бетховен и Поль Мориа, музыка 70-80-хх годов (какой разброс пространства и времени!). В профессии круг очерчивался глубиной проникновения в белорусское.

Павел не только интуитивно развивал свои пластические формальные грезы в материале, но и давал им точные образные собственные названия. По ним, кажется, сразу определяются суть формы и нюансы эмоций, ею рожденных.

Проблема пространства и текстиля в пространстве занимала его, наряду со многими другими поисками. В частности, еще одно его направление, так называемые, «полизрэзы». Это вырезание по многослойно совмещенным тканям, отдаленно напоминающее сграффито, в которых срезался пласт за пластом левкаса на стене. Они также напоминали мозаику. «Манипуляции» с тканями и «свободной дорисовкой» по результатам этих манипуляций создают эффект космоса и приводят к вольной, абстрактной текстильной экстравагантной живописи.

На протяжении всего творческого пути художник не останавливает поиски в области гобелена и других видов художественного текстиля. Все это было направлено на работу со студентами, которые с упоением участвовали во всех его экспериментах и не чаяли в нем души. Много и интересно они экспериментировали с рукотворными плетенными нитяными сетями, которые насыщались различными объемными элементами и создавали необычный пространственный текстиль. Он был полон воздуха, света и динамики.

У Бондаря не было дня без действия. Если он не создавал что-то своими руками, то писал многочисленные аналитические эссе и теоретические обоснования своих новых технологий. Если не писал, то читал, запоем профессиональную «текстильную» литературу, а также сопутствующую по проблемам композиции, колорита, ритма и, наконец, пространства, как обители для новых пространственных композиций. Если он обращался к батику, то исключительно возвращая ему его витражную прозрачность и обязательно «биплоскостное» звучание.

Все поиски новых форм совершенно не мешали Бондарю откликаться на предложения в области монументального интерьерного гобелена и работать над масштабными формами для больших общественных интерьеров. Так гобелен «Карта Беларуси» (в соавторстве с лауреатом Государственной премии Республики Беларусь Н. Пилюзиной), серия гобеленов «Цветы» (в интерьере кафе гостиницы «Октябрьская» в соавторстве с известными художниками текстиля В. Кривошеевой и Г. Стасевич), гобелен «Купалье на Полесье» (в интерьере Мозырского музыкально-педагогического колледжа в соавторстве с коллегой и другом еще по студенческим годам С. Абрамович), цикл батиков «Радуги» (в интерьере Минский школы №73), гобелен «Раздумье».

Особую роль в его живописи играл портрет, прежде всего, как жанр. Он постигал его по-своему и по-своему воплощал то, что ему было важно в человеке: характер и определенные моменты существования. При том, что портреты его близких, друзей, знакомых были узнаваемы, это не было самоцелью художника. Павел не гнался за фотографическим сходством и не называл портреты именами моделей. Так, даже портрет его друга, Народного артиста Беларуси Виктора Манаева, подаренный актеру, он называет «Портрет молодого человека»…

Все знания и навыки, поиски и находки, привели его исключительно к экспериментальному текстилю, и обрели некую критическую массу. Появилась необходимость все это кому-то передать, распространить среди коллег. Интерес к обучающейся молодежи был у него давно, еще с той поры, когда он делал первые педагогические шаги в маленькой, как тогда водилось, студии при ЖЭСе. Для молодых художников это было спасение. Они вели там детские студии, по вечерам работали, как в творческой мастерской, а оставшуюся часть ночи – спали. Это называлось – жить в мастерской. Уже тогда он почувствовал вкус и интерес к художественной педагогике. В 1996 г. заведующая и основатель второго этапа текстильной кафедры БГАИ Валентина Бартлова пригласила его на работу. Весь коллектив кафедры состоял из ее выпускников и был сориентирован на экспериментальный текстиль.

Павел сразу органично вошел в тенденции кафедры в целом, с головой погрузился в педагогический процесс, в разработку новых технологий, каждой из которых были посвящены отдельные проекты со студентами. Эти коллективные творения и сегодня хранятся в государственных музеях!! Все они порождали новую, точную и образную бондаревскую терминологию. Так переплетение нитей и прутьев получило название «плыт», а объемы из строительной пены, обтянутые нитями, дали имя целому коллективному проекту «камни», который стал предтечей белорусского объемного текстиля.

Бондаря захватывает поиск, он взахлеб осваивает новые формальные, структурно-пластические высоты, активно участвует в создании современного пространства художественного текстиля. Он, фактически, создает свою авторскую школу Павла Бондаря, становится особой яркой фигурой в современном пространственном гобелене, а его творчество — парадоксальным сочетанием собственных открытий (сегодняшних и, скорее, даже завтрашних) и бесконечного погружения в традиции. В основе текстильной школы П. Бондаря заложено умение прививать молодым художникам любовь к рукотворности, которая всегда была залогом успеха энергетически насыщенного текстиля.

Вскоре Павел решил для себя и объявил об этом коллегам, что больше не будет индивидуально создавать собственные произведения, а трансформирует свое творчество в совместные со студентами опыты. Это доставляло ему огромное эстетическое и творческое наслаждение.

В самый разгар, расцвет экспериментов его настиг, в данном случае, можно сказать, трагический пенсионный возраст. Ему, как многим в те годы, предложили уменьшить объем работы, унять педагогический пыл и вполовину сократить учебную «нагрузку»…Но Павел, человек цельный, принципиальный, не умел и не хотел делать ничего наполовину. Тонкий, ранимый, и в тоже время, непоколебимый в своих убеждениях, в 2012, его юбилейном году он оставил любимую кафедру, все свои теоретические и практические наработки, любимых и любящих студентов и ушел…

Ушел Павел, практически, не просто с кафедры, а из педагогики, из текстиля, от коллег, от выставок, из художественной жизни... Никто из нас не мог ни дозвониться, ни достучаться до него… Он ушел в виртуальную жизнь, в интернет. И как во всем, стал жить там с упоением, широко и ярко. Это было видно в фейсбуке. У него появились сотни друзей по всему миру. Я не знаю людей, которые бы так продуктивно и всесторонне существовали в интернете, как Павел Бондарь. У него были друзья из самых разных сфер, из самых разных стран.

Из отечественных - это были артисты: знаменитой студии Рида Талипова Олег Гельман, Национального академического театра им. Янки Купалы Виктор Манаев, Тамара Пузиновская, журналисты: Кастусь Столярчук, Лариса Симакович, Надежда Суслова, телеведущие: Александр Матяс и киновед Сергей Филимонов, фотохудожники: Георгий Лихтарович, Валерий Ведренко, Вадим Качан, писатели и поэты: Адам Глобус, Змитер Бартосик, Сергей Дубовец, историк искусств Сергей Хоревский и многие другие.

В конце 80-х гг. Бондарь наконец приобрел собственное жилье, небольшую однокомнатную квартиру, которая служила, прежде всего, мастерской. Но должна повториться, жил он в интернете. Там можно было все: читать, писать, говорить, слушать, смотреть, дружить, дискутировать. Нельзя было только бегать. Для этого Павел возвращался в реальную жизнь. И бегал по многу километров на Цнянку для собственной физической формы, что для художников — большая редкость.

А еще в интернете нельзя умереть... И до сих пор там остается след его жизни…

Однажды, перед самым новым 2019 годом, он вернулся в свой дом, чтобы навсегда уйти…

Вместо эпилога

Авторская некоммерческая концептуальная галерея «Брама» выражает огромную благодарность: Белорусскому союзу художников и лично заместителю председателя Андрею Басалыге; ведущему искусствоведу Дворца искусства Андрею Янковскому; Национальному историческому музею и лично директору Павлу Сапотько, главному хранителю Зое Курьяновой; ДУ "Историко-культурный музей-заповедник "Заслаўе" и главному хранителю Александру Раку; Государственному литературному музею Янки Купалы и лично директору Елене Лешкович, главному хранителю Надежде Саевич; Государственному учреждению культуры «Музей битвы за Днепр» и лично директору Ксении Семашко, ст. научному сотруднику музея Геннадию Сивохину; музею БГАИ и лично директору Тарасу Кучинскому-Паровому, искусствоведу Елене Русакевич; Национальному центру современных искусств и лично директору Сергею Криштаповичу, хранителю Наталье Балашовой; Центру исследований белорусской культуры, языка и литературы НАНБ и лично заведующей отделом древнебелорусской культуры Марии Винниковой; за добросовестнейшую, терпеливую волонтерскую помощь в работе с компьютером Толочко Елене.

Неоценим вклад в дело увековечивания памяти П. Бондаря (установка памятника на могиле, осуществление связи с его друзьями, поиск произведений и многое другое) племянницы художника Ирины Миклашевич.

Спасибо друзьям художника, которые представили на выставку произведения П. Бондаря из собственных собраний. Их имена – по праву в списке участников выставки.